– Ты сказал Ламару об этой встрече?
– Нет. Никому и ничего, кроме тебя. И не собираюсь говорить.
Она отпила из бокала.
– Наши телефоны прослушиваются?
– Если верить ФБР. Но откуда они сами могут знать?
– Там не дураки, Митч. Если бы мне ФБР сказало, что мои телефоны слушаются, я бы им поверила. Ты нет?
– Я не знаю, кому верить. Лок и Ламберт были так искренни и убедительны, когда объясняли мне, как фирма борется с происками Национального налогового управления и ФБР. Мне хочется им верить, но уж слишком много несоответствий. Давай посмотрим с такой стороны: допустим, у фирмы есть некий клиент, сомнительная личность, достойная внимания ФБР. Зачем же им в таком случае понадобился я, новичок, который знает меньше всех, для чего им меня преследовать? Что я знаю? Я работаю с делами, которые мне вручает кто-то другой. Своих клиентов у меня нет. Я делаю так, как мне говорят. Почему бы им не обратиться к кому-нибудь из компаньонов?
– Может, они хотят, чтобы ты поделился с ними информацией о клиентах?
– Это невозможно. Я юрист, и я приносил клятву не предавать интересы клиента. Все, что я знаю о клиенте, – в высшей степени конфиденциально. Фэбээровцы знают об этом. Никто и не может ждать от юриста, чтобы тот стал болтать о своих клиентах.
– Ты видел документы по каким-нибудь незаконным сделкам?
Митч хрустнул суставами пальцев, в который раз повел головой по сторонам. Улыбнулся. Вино было выпито и начинало понемногу действовать.
– Мне бы не следовало отвечать на этот вопрос, даже если задаешь его ты, Эбби. Но ответ будет “нет”. Я работал по делам двадцати клиентов Эйвери плюс еще некоторые другие и нигде не обнаружил ничего внушающего подозрение. Может, несколько рискованных налоговых прикрытий, но в любом случае ничего противозаконного. У меня есть некоторые вопросы по банковским счетам, что я видел на Кайманах, но и это не бог весть что.
Кайманы! Желудок Митча как бы завис в пустоте, когда он вспомнил девушку на берегу. Тошнота опять подступила к горлу.
Официант крутился рядом, посматривая не меню.
– Еще вина. – Митч указал ему на стаканы. Эбби подалась вперед, почти накрывая собою свечи, и обескураженно спросила:
– Ну хорошо, а кто же нас слушает?
– Если слушает, Эбби. Не знаю. В августе, на первой встрече, Тарранс убеждал меня в том, что этим занимается кто-то в фирме. Так я его, во всяком случае, понял. Он сказал, чтобы в фирме я никому не доверял и что все мною сказанное подслушивается и записывается. Мне кажется, он имел в виду фирму.
– И что сказал по этому поводу мистер Лок?
– Ничего. Я ничего ему не говорил. Кое о чем я умолчал, оставил это для себя.
– Значит, кто-то прослушивает наши телефоны и напичкал “жучками” наш дом?
– Автомобиль, может быть, тоже. Сегодня об этом долго распространялся Рик Эклин. Советовал не говорить в машине о том, что не предназначено для чужих ушей.
– Этому невозможно поверить, Митч. Почему юридическая фирма занимается такими вещами?
Он покачал головой, глядя на пустой стакан из-под вина.
– Не имею представления, детка. Ни малейшего.
Официант поставил на столик два новых бокала и встал, сложив руки за спиной.
– Вы будете что-нибудь заказывать? – не выдержал он.
– Через несколько минут, – ответила ему Эбби.
– Мы позовем вас, – добавил Митч.
– Ты веришь всему этому? – спросила она.
– Думаю, что-то в этом есть. Могу рассказать тебе продолжение истории.
Медленно она скрестила на столе руки и сидела так, слушая его с выражением бесконечного ужаса в глазах. Митч рассказал ей о Ходже и Козински, начав со встречи с Таррансом в ресторанчике Лански, о Кайманах, где обнаружил за собой слежку, и о беседе с Эбанксом, повторив ее чуть ли не дословно. Затем пришел черед Эдди Ломакса и загадочных смертей Элис Наусс, Роберта Лэмма и Джона Микела.
– У меня пропал всякий аппетит, – сказала Эбби, когда он закончил.
– Как и у меня. Но теперь, когда и ты знаешь, я чувствую себя лучше. – Почему ты молчал раньше?
– Надеялся, что все утрясется как-нибудь. Думал, Тарранс оставит меня и найдет кого-то другого. Но нет, он вцепился в меня. Поэтому-то и Эклина перебросили в Мемфис – тоже на меня. ФБР отобрало меня для какой-то миссии, о которой я абсолютно ничего не знаю.
– Мне становится дурно.
– Нам нужно быть очень осмотрительными, Эбби. Мы должны продолжать жить так, как будто ничего не подозреваем.
– Не верю. Сижу и слушаю тебя, но не верю тому, что слышу. Это же нереально, Митч. Ты соглашаешься жить в доме, нашпигованном микрофонами, где все телефоны прослушиваются и кто-то где-то сидит и слушает каждое наше слово?
– Ты можешь предложить что-нибудь иное?
– Да. Давай наймем этого Ломакса, и пусть он обследует наш дом.
– Об этом я уже думал. Ну, а если он что-то найдет? Подумай об этом. Если мы наверняка будем знать, что весь дом прослушивается? Что тогда? А что, если он вдруг повредит какой-нибудь из “жучков”? Тогда те, кем бы они, черт их побери, ни были, поймут, что мы знаем. Это слишком опасно, по крайней мере, сейчас. Может быть, позже.
– Но это же сумасшествие, Митч. Боюсь, теперь нам придется бежать из дома на задний двор, как только мы захотим поболтать.
– Вовсе не обязательно. Можем выйти и на газон перед домом.
– В данный момент я не в восторге от твоего чувства юмора.
– Извини. Слушай, Эбби, давай на время наберемся терпения и будем вести себя как ни в чем не бывало. Тарранс убедил меня, что он настроен серьезно, он теперь не оставит меня в покое. Остановить его я не могу. Он разыщет меня сам, помни об этом. Думаю, они будут следить за мной и устроят неожиданную встречу в засаде, типа сегодняшней. Пока для нас самое главное – жить, как и жили раньше.